If you're not having fun it doesn't count.

- Куда поедем?
- А куда ты хочешь?

Я задерживаю дыхание: этот вопрос мне уже задавали, практически при аналогичных обстоятельствах, менее суток назад. Тогда он вызвал раздражение, сейчас я балансирую на грани между скукой и равнодушием, но - почему бы нет? - четко отыгрываю прошлое.

- На Марс. Отвези меня на Марс.

Он не удивляется. Или, по крайней мере, не подает виду. Просто кивает, и, отпустив руль, откидывается на креслo. Мы молчим, и только равномерное тиканье "аварийки" нарушает тишину пустой улицы. В какой-то момент он оборачивается, смотрит на меня, но вместо того, чтобы сказать хоть что-нибудь, лишь качает головой.
Я хочу рассказать о прошлом вечере, о самолете, о том, что получила новый проект, о фотографиях, о завтраках, об ожиданиях и о билетах в Рио. О рассветах, о последней прочитанной книге, о новых логических задачках и о том, как я иногда скучаю.
Хочу, но не рассказываю, потому что не здесь, не сейчас и не о том.

- Пристегнись, - говорит он, заводя машину.

Щелчок ремня, лабиринты улиц, я не ориентируюсь, но это и не нужно: усталость от мелькания разноцветных огней завораживает, и я закрываю глаза, представляя свой любимый пляж на закате. Мы едем, и все равно, доедем ли, потому что вовремя промолчать тоже нужно уметь.
Город исчезает в движении, и огни магистрали теряются где-то далеко за спиной. Машина проносится сквозь угасающий след одинокого фонаря, и скользит дальше, по проселочной дороге, - маленькой, черной и бесконечной, - слегка вибрируя. Он уверен и спокоен: мое ощущение скорости сосредоточено только в его ладонях.

- А теперь держись крепко, - бросает он и делает резкий поворот. Автомобиль, практически перепрыгнув кювет, врезается в длинные стебли кукурузы, и едет дальше, ломая их с пронзительным злобным хрустом.

Проходит совсем немного времени, и путь завершается плавной остановкой. Вокруг нет ничего, только ровные ряды кукурузных стеблей покачиваются в свете фар. Он глушит двигатель, выключает иллюминацию и протягивает мне руку:

- Давай, помогу выйти. Свою дверь ты вряд ли нормально откроешь.

Кое-как, забыв о грации и здравом смысле, проклиная летние босоножки, я выбираюсь из машины. Вокруг - темнота, наполненная едва слышными шорохами и приглушенным шелестом. И ни единой живой души.

- А теперь - садись, - он аккуратно поднимает меня, и садит на капот, - думаю, на Марсе было бы как-то так.

Я оглядываюсь: вокруг только силуэты стеблей, и больше ничего, мы где-то между мирами, без времени, без дат, без подробностей. Чужие родные люди. Нам не о чем спорить, нечего делить, незачем путаться в определениях. Он садится рядом.

- Вверх. Смотреть нужно вверх, - в его словах я кожей чувствую улыбку. - Какой же Марс без неба?

Морщу нос, и поднимаю голову.
В то же мгновение на меня обрушивается миллион звезд.

иногда наступает момент, когда становится холодно.

дома, в теплом свитере с длинными рукавами, может, даже, с чашкой горячего чая, или без нее, но пальцы леденеют и не слушаются, и не спрятать их даже между мастерски сплетенными колючими нитями.
этот холод не объяснить, не передать, не задушить в себе, за одно мгновение он съедает тебя изнутри, и твое тело прогибается тонкой фольгой на ветру, звеняще пустой и поблескивающей фальшиво, как дешевая бижутерия в подземном переходе. все становится зыбким и покрывается липким туманом-патокой, и слова звучат сквозь слой желания забыться здесь и сейчас, забиться в угол, обхватить колени и спрятаться.

не. на. видение: 25 кадров в секунду перед глазами, и все черно-белые.

и ты начинаешь убегать, потому что так уже было, такое уже было, сценарий пройден, закреплен и вызубрен наизусть, и снова играть не хочется, слез нет давно, соли не хватает, она вся в море, а море осталось очень далеко, слишком далеко, чтобы о нем помнить, да и зачем помнить, если все равно это прошлое, оно не изменится уже. больше. никогда. и всю оставшуюся жизнь тебе понимать, что в этот раз ты не успел, опоздал, и жить тебе с этой рваной раной еще три миллиона лет.

иногда ты приходишь надтреснутым, а уходишь окончательно поломанным.
тлен к тлену. пепел к пеплу.

Shit happens, baby.
Nobody’s fault.

Я не знала его маленьким мальчиком. Честно говоря, я вообще не представляла его маленьким. Даже когда его отец показывал мне детский альбом, да, тот самый, советский, оранжевый, который, наверное, есть у каждого, кто родился в тысячу девятьсот семьдесят пятом, или семьдесят восьмом, или восемьдесят первом, или восемьдесят третьем, и, улыбаясь каким-то своим воспоминаниям, говорил про утреники, первый класс, первую любовь... я не представляла, просто смотрела на черно-белые фотографии и улыбалась, больше из вежливости, потому что не может же такого быть, чтобы мужчина с точеными скулами и сильными руками, который ни разу за все годы нашего знакомства не повысил голос, с которым можно было говорить о чем угодно, не боясь показаться глупой, который рядом даже если сам за десять тысяч километров от, не может он быть маленьким, не бывает так. Он просто был. Не взрослел, не старел. Так иногда случается, правда.

Он позвонил мне вчера ночью - моей ночью,- у него это было утро наверное, я уже совсем запуталась в часовых поясах, но ведь это неважно, правда? - потому что получил дурацкую открытку, которая должна был идти две недели, но нет, она прилетела быстро, слишком быстро, и я не была готова к этому звонку потому что даже не думала, что она дойдет, ведь ему никогда - никогда - не доходили мои открытки, поэтому я с чистой совестью, степлером, прикрепила копию Первой Фотографии, и размашистым почерком, с десятком смайликов, через всю открытку написала "Поздравь меня, а?". Что я еще могла написать, если была до неприличия счастлива?..

Он позвонил, и сразу же начал спрашивать, высылать ли мне приглашение, что мне нужно, насколько быстро, где я хочу жить, на когда назначили "день Икс" и перевела ли я результаты обследования хотя бы на английский. Почти после каждой фразы он говорил, "ты, главное, не нервничай, детка, тебе нельзя сейчас нервничать", а потом быстро-быстро рассказывал, как все будет через полгода, через год, через... А я слушала, и не знала, как скажу ему, что не нужно освобождать комнату, и стены перекрашивать не нужно, и искать врачей тоже, что у меня по любви, у меня семья, что не нужно меня спасать, вот честное слово, не нужно, потому что я умная теперь, я не обожгусь больше, мне есть кому доверять...

Я слушала про цветение вишен, и про какой-то фестиваль, и про новую книгу автора с каким-то труднопроизносимым именем, и про "все будет хорошо" тоже слушала, и мне было так стыдно, потому что вот есть близкий человек, он надеется, а я... а я счастливая дура, у меня все было черти как, и к этому все привыкли, и дурацкие разговоры "наиграешься - родим ребенка вместе" вовсе не были шутками, это все было серьезно, вот только я со своей восторженной бестолковостью не понимала этого. Я вообще мало что понимала и мало во что верила... И в какой-то момент, среди миллиона простых волшебных фраз, я сказала "Остановись. Послушай меня, пожалуйста. Не нужно ничего. У меня семья" и разревелась. А он минуты три молчал в трубку, сидя где-то там за десять тысяч километров, а потом вздохнул и сказал, что это не важно, точнее, важно, конечно, но ничего не меняет.

"Я тебя люблю", сказал он. "Ты, главное, не нервничай, детка, тебе нельзя сейчас нервничать".

Из меня торчат оборванные нити. Во все стороны.
Короткие, длинные, липкими петлями, уродливыми узелками.
В запекшихся капельках крови.
Некоторые волочатся по земле, и к ним прилипает песок. Или опавшие листья.
Всякий мусор.

Я думала, будет сложнее.
Я сто раз представляла себе это разговор.
Нет, двести.
И столько же раз его откладовала - никто не любит лишаться иллюзий.
А я не люблю терять то, что создала.
Но еще больше я не люблю трусость.

Получилось все не так.
Четко продуманный сценарий поломался еще на начальной стадии.
Переплелся с событиями-знаками.
Смешался с огнями ночного города.
Но это все равно сработало.
Не могло не сработать.

В этот раз мне не нужна была поддержка.
Хотя даже если бы - вряд ли человек, который ни разу ее не оказывал, изменил бы своим привычкам.
Я просто должна была доказать. Себе. Раз и навсегда.
Что все просто.
Что я ошиблась.
Что верила в иллюзию.

Что можно сколько угодно говорить о риске, резких движениях и гранях, но.
Это всего лишь пустые слова.
Ложь от начала и до последнего вздоха.
Ибо некоторые люди достигли немыслимых высот в искусстве врать себе.
А больше они не достигли ничего.

Рвать нити было больно.
Но на фоне всего, что случилось до, это была не та боль.
Слишком обыденно. Слишком предсказуемо.

Потому что тот, кого я люблю, и тот, чей знак я постараюсь уничтожить - два разных человека.
И я заберу с собой сильнейшего.
Чтобы разовать на нити, и связать с теми, которые торчат сейчас из меня во все стороны.
Скрутить их между собой.
И жить так, чтобы было что вспомнить и о чем рассказать.

Оставлю только одну.
Чтобы был шанс через пять дней, когда все в который раз станет чище и честнее, прийти к.
Уткнуться в его плечо и тихо подождать, пока он привяжет мою красную нитку к одной из своих.
Чтобы потом закрыть глаза и поверить, что узелок зарастет.
Просто поверить хоть во что-то.
Потому что надо во что-то верить.

Вчера ночью я пришла домой и бросила телефон в угол.
Выпила бокал белого вина. Разделась и закуталась в одеяло.
А потом заснула.
Практически мгновенно.
Впервые за последние два года.

Я только сегодня узнала, что в самолетах "Lufthanza" нет ряда с номером тринадцать.

Я люблю Португалию, потому что это не просто страна, но идеальная декорация. Такая себе картина, которая подразумевает обычных сумасшедших героев. И можно приехать туда с чистым листом, сесть, и начать сочинять: запах клубники, его, ее, горячие камни на мостовых, узкие улицы, петляющие исключительно вверх, длинные ресницы, указатели в тупиках, корабли в небе, зеленую траву, шелест опадающих лепестков, причудливую вязь рассветного тумана, диалоги сплетенных пальцев, и другие милые моменты, которым в реальной жизни обычно не хватает места из-за многочисленных "приходите завтра".

Здесь все будет как захочешь, все будет как должно быть, но главное - обязательно будет.

И пусть первой страницей откроется кофейня, второй - прячущая шаги лестница на тот самый этаж, третьей - турникеты на "Каравелле", а четвертой не будет вообще, потому что она полетит из открытого окна маленьким бумажным самолетиком... пусть кто-то качнет лодку, размажет красную краску, придавая ей форму моста, и вымоет кисти в Тежу. Или сыграет на гитаре, приглушая неровное дыхание, резкие движения и обрывки шепота... или многозначительно промолчит и понаблюдает за кошками на бесконечных ступеньках... просто поучаствует в постановке идеальной жизни.
А потом будет утро, и крики чаек, и легкие пузырьки вина, белые простыни, разноцветные окна, кривые с болевыми точками, почти две сотни шагов в небо, и фразы, которые заканчиватся улыбкой, а не обычными многоточиями, потому что нет их здесь. Здесь вообще незачем усложнять, продумывать и рассчитывать. Здесь нужно чувствовать и скользить, вдыхая апельсиновый аромат...

Португалия - это моя love-story. И она имеет все шансы затянуться.
И да. К черту суеверия.

( &imagine [10]... )